Допустим, что актеру указана режиссером определенная мизансцена. Актер обязан ее выполнить. Больше того: он обя­зан выполнять ее всякий раз, на каждой репетиции, а потом — на каждом спектакле. Он должен выполнять ее потому, что эта мизансцена не случайна, она продумана режиссером, прочувст­вована и содержит в себе определенный смысл — она так, а не иначе раскрывает данный кусок пьесы и поведение действую­щих лиц, и, следовательно, именно эту, а не какую-нибудь дру­гую мизансцену должен выполнить актер. Но суть дела заклю­чается в том, что выполнять эту единственно возможную мизан­сцену актер должен непременно таким образом, чтобы процесс выполнения был его органической потребностью. А это про­изойдет только тогда, когда актер поймет, почувствует, что заданное ему поведение является для данного образа в данных обстоятельствах совершенно необходимым, обязательным. Имен­но эта мизансцена, этот жест, эта интонация. Тогда у него и не возникнет потребности осуществить другую мизансцену. И это чувство внутренней необходимости сделать так, а не иначе, вызовет ощущение свободы.

Выполнить указанное требование бывает нелегко. Сплошь да рядом происходит так. Режиссер говорит актеру: вот как ты должен здесь реагировать. И актер согласен, он понял смысл и необходимость предложенной ему сценической реакции. Но вот он пытается ее осуществить, и у него это получается искусственно, рассудочно, нарочито, несвободно. Режиссер говорит ему: освобождаю тебя от всяких обязательств, делай, как выйдет, делай, как тебе хочется! Актер делает, как ему хочется, и получается неверно — то, что он делает, не отвечает заданию, замыслу, не соответствует определенному пониманию образа, связанному с общей идеей спектакля. Результат — искажение замысла, искажение идеи. Только тогда, когда необ­ходимое делается с ощущением свободы, когда необходимость и свобода сливаются, актер получает возможность творить. Пока актер использует свою свободу не как осознанную необ­ходимость, а как свой личный, субъективный произвол, он не творит. Творчество всегда связано со свободным подчинением определенным требованиям, определенным ограничениям и нор­мам. Но если актер механически выполняет поставленные перед ним требования, он тоже не творит. И в том и в другом случае полноценного творчества нет. И субъективный произвол актера, и рассудочная игра, когда актер насильственно принуждает себя к выполнению определенных требований, — это еще не твор­чество. Элемент принуждения в творческом акте должен совер­шенно отсутствовать: этот акт должен быть предельно свобод­ным и в то же время подчиняться необходимости. Как этого достигнуть?

Во-первых, необходимо иметь выдержку и терпение, не удовлетворяться до тех пор, пока выполнение задания, не станет органической потребностью актера. Для этого режиссер дол­жен не только разъяснить актеру смысл своего задания, но и увлечь его этим заданием. Он должен разъяснять и увлекать — воздействуя одновременно и на разум, и на чувство, и на фанта­зию актера — до тех пор, пока сам собою не возникнет творче­ский акт, то есть пока результат режиссерских усилий не выра­зится в форме совершенно свободной, как бы совсем непредна­меренной, непроизвольной реакции актера.

Трудность этого заключается в том, что все реплики и по­ступки партнера, все происходящие на сцене факты и события, вплоть до самого финала пьесы, известны актеру заранее. А между тем он обязан любой заранее известный ему факт воспринять как полнейшую для него неожиданность. Он должен верить, что он не знает, какую реплику сейчас произнесет партнер, и что он потом на нее ответит, хотя и то и другое он заранее выучил наизусть. Творческое самочувствие актера наиболее ярко про­является именно в этой способности заранее известные воздей­ствия воспринимать как неожиданные и так же на них отвечать. Тот, кто вообще на это не способен, — не актер.

Итак, творческое самочувствие актера выражается в том, что он, находясь на сцене, всякое заранее известное воздейст­вие принимает как неожиданное и отвечает на него свободно и в то же время верно.

Актеры

Режиссеры

Композиторы