Ведь Лариса-то плакала еще до того, как Паратов сообщил ей о своем
обручении,— следовательно, она уже понимала, что Паратов не в силах возвыситься
над бряхимовщиной. Паратов, очевидно, развенчал себя в глазах Ларисы еще там,
за Волгой. Если это так, то тогда становится понятным столь оскорбительное по
отношению друг к другу поведение и Ларисы, и Паратова. Лариса не
может простить Паратову, что он оказался не таким, как она того ждала, что
любовь для него все-таки дело второстепенное; Лариса не может простить Паратову,
что он разрушил «идеал мужчины» — обманул ее тем, что выдавал себя раньше не за
того, каков он есть на самом деле: слабый и запутавшийся — такой же, как и все
бряхимовцы.
Паратов же, очевидно, не может простить Ларисе того, что она —
единственная женщина, которую он действительно любит,— явилась свидетельницей
его падения...
И вот оба унижают друг друга, мстят друг другу за то, что не
смогли вырваться из цепких бряхимовских объятий... Паратов поедет «жениться на
миллионах». А Лариса?.. Для Ларисы — то, что впереди, теперь еще страшнее...
Сегодня утром ей казалось, что она сможет найти радость в «скромной, тихой семейной
жизни», сейчас она поняла всю несбыточность, пустоту подобных мечтаний. Быть
может, будь она с любимым человеком, бедность переносилась бы Ларисой более
стойко — ведь говорит же она Паратову в ответ на его сетования по поводу
«цепей»: «...всякие... цепи — не помеха! Будем носить их вместе, я разделю с
вами эту ношу, большую половину тяжести я возьму на себя...»[88]
Но Паратов оказался не способным на подобное... Оказалось, что «торгашество»
победило в нем любовь. Уж коли у орла поникли крылья, то на кого теперь может
надеяться Лариса?!
«Кнуров (подходит к Ларисе). Лариса
Дмитриевна, выслушайте меня и не обижайтесь! У меня и в помыслах нет вас
обидеть. Я только желаю вам добра и
счастья, чего вы вполне заслуживаете
(разрядка моя.—А. П.). Не
угодно ли вам ехать со мной в Париж на выставку? Лариса
отрицательно качает головой. И полное обеспечение на всю жизнь? Лариса молчит. Стыда не бойтесь, осуждений не будет. Есть границы, за
которые осуждение не переходит: я могу предложить вам такое громадное
содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать
и разинуть рты от удивления. Лариса
поворачивает голову в другую сторону. Я бы ни на одну минуту не задумался предложить вам руку,
но я женат. Лариса молчит. Вы расстроены, я не смею торопить вас ответом. Подумайте!
Если вам будет угодно благосклонно принять мое предложение, известите меня,—
и с той минуты я сделаюсь вашим самым преданным слугой и самым точным
исполнителем всех ваших желаний и даже капризов, как бы они странны и дороги
не были. Для меня невозможного мало. (Почтительно
кланяется и уходит в кофейню.)»[89] |
Что это?.. Как ведет себя Кнуров? Как же он — уже не
молодой человек, владеющий иностранными языками, полжизни проводящий в
Петербурге и Европе, тоскующий от бряхимовщины, тянущийся к красоте, как же
такой человек не понимает всей бестактности своего поведения?! Как же он не понимает,
что сейчас нельзя не только делать Ларисе какие-либо предложения, но даже
любое, неосторожно пророненное слово может нанести ей страшную боль?.. Как же такой человек, как Кнуров, не понимает, что даже с
точки зрения его эгоистических интересов он поступает самым неумным образом:
сейчас все его предложения не только не могут приблизить Ларису к Кнурову, но
наоборот — могут навсегда отдалить ее от него! Может быть, все рассуждения, которые мы вели о Кнурове до
сих пор, были ошибочными? Может быть ремарка автора — «читает французскую газету»
нас увела не в ту сторону? Может быть, мы неправильно расшифровали характеристику
Островского— «крупный делец последнего времени»? Может быть, между дельцом Кнуровым и купцом Диким
(«Гроза») следует поставить знак равенства,— Кнуров такой же самодур —
представитель «темного царства»? |
|
|