Размер и высота окон, дверей, стульев, столов — все
это должно быть, во-первых, удобно актеру, органически сливаться с ним,
во-вторых, отвечать художественной задаче: в одном случае подчеркивать
значительность человека рядом с этими предметами, в другом — значительность
обстановки, в которой находится человек.
Что касается акустики, то и об этом нужно думать
режиссеру с художником с самого начала. На особо неудобных в акустическом
отношении сценах это вырастает в целую проблему. Иногда элементы декорации
используются как акустические отражатели на определенных планах. Однако и при
работе в самых благополучных условиях режиссеру необходимо проверять, не таит
ли в себе макет недочетов с точки зрения и акустики, и обозреваемости. «Надо
уметь справляться и победить условности сцены. Они требуют, чтобы актер в главный
момент роли принужден был стоять по возможности так, чтоб можно было видеть его
лицо. Это условие надо однажды и навсегда принять. А раз что актер должен быть
по возможности повернут к зрителям и этого положения изменить нельзя, то
ничего не остается, как соответственно изменять положение декораций и
планировки сцены»[25].
Станиславский любил игровые точки декорации. Он называл их опорными точками. Они также
должны входить в ассортимент заказа режиссера художнику.
Что же это за точки? Во-первых, это композиционные
центры, принципиально определяющие планировку мизансцен. Во-вторых,
обыгрываемые детали декорации.
Затем — мебель. Предметы, стоящие слишком далеко от
зрителя, уводят игровые точки так, что все слишком углубляется. Расстановка
мебели на первом плане не всегда бывает логичной. И обладает еще одним
недостатком: она как бы перерезывает фигуру человека, стоящего за ней,
пополам. Вместо человека во весь рост мы воспринимаем фигуру уродливого
кентавра с человеческим верхом и ножками стола или стула — этакий
«человекостол» или «человекостул».
Игровое пространство на первом плане может быть подкреплено
отдельными предметами мебели, нахождение которых здесь логично и в то же время
за которыми игровое пространство не представляет особой ценности.
Многое еще можно было бы сказать о мизансценическом потенциале
декорации, но... вперед — к спектаклю!
3.
Итак, встреча с художником позади. И не одна. Режиссер
уже видел его первоначальные наброски и предварительную выгородку для будущего
макета. Долго сидели, фантазировали, уточняли детали.
Еще через день перечли вместе пьесу, останавливаясь,
обсуждая каждую частность выгородки; нашли принцип решения спектакля в
костюмах и реквизите, сделали списки необходимых вещей: что купить, что
заказать по эскизу.
Полезно на этом этапе вместе с художником произвести
«ревизию» складов театра, посмотреть, нет ли подходящей мебели, костюмов,
предметов реквизита из числа неиспользуемых в других спектаклях, которые могли
бы вписаться в художественное решение спектакля. Это удешевит и ускорит
производственную работу, разбудит фантазию режиссера и художника, даст
возможность уже с первых репетиций, если надо, пользоваться реквизитом.
Особенно ценны здесь не бутафорские, а натуральные вещи. (Некоторые из них
бывают хрупки, и их нельзя эксплуатировать на протяжении всего репетиционного
процесса, но достаточно поработать с такой вещью один-два раза, чтобы она
хорошо вошла в партитуру спектакля.)
Посценник
1.
Художник приступил к изготовлению окончательного макета.
Чем заняться в это время режиссеру? Не пора ли приступить непосредственно к
решению мизансцен? Пока преждевременно. Нельзя кроить платье, не сняв мерки.
Нет еще макета. Режиссер не видел исполнителей. В это время лучше заниматься
подготовительной работой.
Иногда в подобных случаях прибегают к составлению
посценника — пластической характеристики пьесы по кускам.
Разбивая и нумеруя куски, режиссер пытается
исследовать пластические возможности
каждого из них, выявляет ритмы и характер передвижения персонажей, их расположение
в статике, линии физического действия и т. д. Результаты записываются. Кусок
— это иногда несколько реплик, иногда — одна фраза, слово или пауза и есть
будущая пластическая единица партитуры спектакля.
|
|