А не был ли отклонением от нормы в ту же сторону и император Петр Первый, начертавший в приказе перед Пол­тавской битвой: «А о Петре ведали бы известно, что ему жи­тие свое недорого, только бы жила Россия и российское бла­гочестие, слава и благостояние» (273, стр.375-376).

В неистребимости альтруизма в социальных потребностях человека и в разнообразии его трансформаций (по «второму» и «третьему» параметрам - от Иванушки-дурачка до Петра Великого) сказываются, во-первых, его происхождение - необ­ходимость справедливости для индивидуального существования, надобность в других людях, существующая у каждого, и, во-вторых, специфически человеческая форма территориально­го императива: стремление занимать как можно больше места в сознании людей - в их памяти и в мыслях, в представлени­ях, которыми люди дорожат, которые берегут; поэтому - не только в пространстве физическом и не в страхе, от которого всякий стремится избавиться. Эти два фактора, надо полагать, и обеспечили социальной потребности «для других» устойчи­вость существования, вопреки социальным потребностям «для себя» и биологическому эгоизму.

И все же, когда человек оказывается перед необходимос­тью выбора: предпочесть ли свои интересы интересам другого или его интересы - своим, в большинстве случаев предпочте­ние отдается собственным интересам, и тем более решитель­ное, чем значительнее потребность, лежащая в основе этих интересов. Поэтому потребности «для других» сами избегают, если можно так выразиться, конкуренции с потребностями «для себя» и лобовых с ними столкновений; они ищут обход­ных путей и мирного сосуществования с последними.

Возникают рекомендации сдержанности, компромиссов. Ю. Нагибин утверждает: «Чуть меньше самолюбия, потребнос­ти ежеминутно утверждать себя, чуть больше доверия к себе и к другим - и жизнь божественно упростится» (193, стр.205). В результате - альтруизм и эгоизм приходят даже как будто бы к сотрудничеству; их сосуществование может длиться значи­тельное время, в течение которого и окружающие человека, да и сам он, не в состоянии определенно ответить: эгоист он или альтруист? Ответ был бы: «смотря в чем», «как когда...»

Движущая потребность, следовательно, выглядит так, что представляется неправомерным поставленный вопрос - как будто дилеммы нет: потребность «для себя» не противоречит потребности «для других», они мирно уживаются, места хва­тает всем и в выборе нет надобности. Практически так оно и бывает, пока и поскольку социальные потребности, хотя и преобладают над другими, но не в большой степени, - пока они скромны, их много и искомое «место в обществе» (то ли, другое ли) не настолько значительно, чтобы возбуждать по­вышенный аппетит.

Но вместе с обострением социальных потребностей неиз­бежно обнаруживается и их содержание - хлопоты «о себе» или «о других»; выясняется противоположность представлений о правах и обязанностях в акцентировке либо тех, либо дру­гих; преимущество оказывается у того, кто настаивает на своих правах уже по одному тому, что озабоченный обязанностями уступает без сопротивления: он либо остается вовсе не замечаемым, либо воспринимается как побежденный, а не как удовлетворяющий свою потребность. Поэтому видны хло­почущие о себе, им и окружающие представляются такими же, они и не представляют себе иного...

Сосуществование и даже сотрудничество в одном человеке противоположных тенденций «для себя» и «для других» воз­можно, пока речь идет не об отдаленных и не о глубинных потребностях, а о средствах удовлетворения тех либо других - о потребностях служебных и производных. Притязания даже на самое значительное место «для себя» легче реализовать, если при этом по возможности не задевать притязаний других людей; наиболее продуктивными средствами достижения эгоис­тических целей являются такие, в которых содержится некото­рая компенсация «для других» - тех, кто претендует на то же место, но может довольствоваться и меньшим; или не претен­дует на него, но может претендовать; не мешает, но может мешать; не помогает, но может помочь.

Актеры

Режиссеры

Композиторы