Теоретическое и идеальное владение и распространение
С территориального императива действительно начинаются отличия
всего живого от всего неживого; в животном присутствует
нечто, свойственное растению, а в человеке - свойственное
животному, а значит, и растению. Но в животном растительное подчинено животному, а в
человеке растительное и животное - человеческому. Подчиненность эта
своеобразна и
относительна: происхождение лишь в некоторой степени определяет
поведение живого существа, и чем уровень живого выше, тем степень эта
меньше. Унаследованное употребляется потомками не так или не совсем
так, как употреблялось предками; новое употребление старого в смене
поколений постепенно изменяет функцию этого старого, и даже
оставаясь как будто бы тем же, оно делается практически другим. Как
бы медленно ни происходил этот процесс, без него, как и без естественного
отбора признаков, было бы невозможно многообразие живого на земле и все то,
что очевидно и разительно отличает его высшие виды от низших,
Но
бороться с давлением унаследованного живому все же приходится;
борьба эта может протекать различно и приводит она к разнообразным
результатам. Это относится и к человеку: и ему приходится бороться с
унаследованным животным и даже растительным - например, стричь ногти и
волосы...
«Принято говорить, - писал А.П. Чехов, - что человеку нужно только три аршина
земли. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку. <...> Человеку
нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где
на просторе он
мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа» (310, т.8,
стр.302).
Сама по себе принадлежность человека к живому определяет лишь некий минимум.
Широчайшее разнообразие индивидуальных особенностей и самой сущности
содержания территориального императива на уровне человеческом определяется
его главной отличительной чертой которая была отмечена еще
И.М. Сеченовым. Вследствие анатомического строения своего
тела и, главным образом, мозга, всякий человек, хочет он того
или нет, в той или иной степени является теоретиком, плохим или хорошим.
«Животное всю жизнь остается самым узким практиком-утилитаристом, а человек уже
в детстве начинает быть теоретиком»,
- писал он (237, стр.496).
Теоретик - значит «мыслящий» и мы возвращаемся, казалось
бы, к древнему определению - «homo sapiens». Но
именно оно породило много недоразумений, к которым мы обратимся в дальнейшем. И.П.
Павлов доказал, что животное, в частности обезьяны и собаки,
тоже мыслят. Он утверждал, что даже механизм мышления у человека тот же, что
и у них: <«...> не подлежит сомнению, что основные законы,
установленные в работе первой сигнальной системы, должны также управлять
и второй, потому что это работа все той же нервной ткани», - говорил
он (204, стр.239). Значит, отличие не в факте мышления и не в его
механизме, а в том материале, который используется этим механизмом.
Человек - теоретик потому, что мысля, он оперирует (связывает
одно с другим в более или менее широком охвате) понятиями, отвлечёнными представлениями.
Благодаря второй сигнальной системе он связывает и то, что не дано
непосредственному ощущению, что обозначается условными знаками. Знак
открывает возможность оперировать тем, что невидимо и
неслышимо (как космические тела, химические элементы, математические
величины, частицы атома), что происходило за тысячи лет до рождения мыслящего,
что произойдет после его смерти, что отдалено от него за тысячи
километров и т.д. и
т.п.
«Человек прежде всего воспринимает действительность через
первую сигнальную систему, затем он становится хозяином действительности
через вторую сигнальную систему (слово, речь, научное мышление)» (207,
т. 1, стр.238); «Именно слово сделало нас людьми» (204, стр.239). Эти утверждения И.П. Павлова
любопытно сопоставить с суждениями художников;
Томас Манн:« Прерогатива человека на Земле
- называть
вещи по имени и систематизировать их. И вещи, так сказать, опускают
глаза перед ним, когда он их кличет по имени. Имя - это власть» (175,
стр.255); «Подумать только, словом, свободным и сторонним словом
сотворен мир, и даже сегодня еще, если какая-то вещь и существует, то воистину
она начинает
существовать, собственно, только тогда, когда человек называет
ее и дарует ей словом «бытие» (174, т. 1, стр.390).
|
|