Внимание к одному
отвлекает от другого. Так бывает и с любовью. Поэтому она может увлечь на гибельный путь, а страсть всегда рискованна, на что бы ни
была она направлена.
В
примечаниях к «Антонию и Клеопатре» А. Смирнов пишет: «У Шекспира «любовь» редко
выступает как сила гибельная, фатальная. Трагическую трактовку любви, если не считать «Отелло», где следует скорее
видеть драму оскорбленной любви, чем
драму ревности, надо искать только в «Ромео и Джульетте». Но это - уникальная
трагедия Шекспира и по своему замыслу и по композиций. Вообще же любовь относится у Шекспира скорее к сфере комедии,
чем трагедии. Другое
дело - «страсть», часто выступающая в обличье похоти. Обычно это начало темное и
уродливое, оскорбляющее истинную человечность и тянущее человека ко дну в моральном смысле или в смысле его физической
гибели (две старшие дочери Лира с их мерзкими любовными похождениями, Кло-тен в «Цимбелине», эротика «Меры за меру» или «Троила и Крессиды»). Но в «Антонии и Клеопатре»
мы имеем совсем особый
случай. Здесь «страсть» есть нечто дополнительное к «любви», отнюдь не отвергающее или профанирующее
ее, а наоборот,
как бы усиливающее и оживляющее ее силой своего вдохновенного экстаза. Итак, любовь плюс страсть! И этот «плюс» играет роль не острой приправы, воспламеняющей усталые чувства, но экстатического ухода в запредельное, из-под контроля логики и здоровых чувств»
(255, стр.779).
«Экстатический
уход в запредельное» в данных политических обстоятельствах обернулся для героев трагически.
Страсть отвлекла от
социальных насущных нужд, и они отомстили за пренебрежение к ним. Но трагический исход воспринимается
все же как торжество любви -
силы, созидающей и подымающей человека выше среднего, общего уровня норм в область идеальных устремлений.
В
«сфере комедии», по выражению А. Смирнова, можно видеть другой вариант любви - преобладание другого ее
компонента:
биологическая потребность, похоть, претендующая на неподобающее ей место в человеке. Так
вырисовывается два полюса любви: любовь, трагическая вследствие ее нежизнеспособной идеальности, и любовь
комическая - ее пройденный животно-биологический этап - рудиментарные остатки прошлого в структуре настоящего. Между
этими полюсами -бесконечное
разнообразие человеческих влечений.
Если
«дело» в науке и искусстве, вследствие его трудности и в отличие от «дел», продиктованных
потребностями социальными и биологическими, превращается в самоцель, то оно, в сущности, не может осуществляться без любви к нему - без полной
сосредоточенности внимания на
его выполнении. Это проявляется парадоксально в любовной лирике. А.Блок выписал в дневник стихи Полонского:
Когда я люблю,
Мне тогда не до песен.
Когда мир любви мне
становится тесен,
Тогда я пою! (31, стр.169).
К.
Коровин передает слова Ф.И. Шаляпина: <«...> нужно любить и верить в то, что делаешь. В то нечто, что и есть искусство» (136, стр.386).
Любое
дело по мере автоматизации его выполнения требует все меньше внимания. Поэтому автоматизация в выполнении
дела говорит о равнодушии к самому этому делу. Это относится ко всем делам - от приготовления обеда до управления
людьми - но особенно ясно в науке и искусстве.
Значит, в том, чем
занято внимание каждого данного человека, обнаруживается в некоторой степени иерархическая
структура его потребностей. В некоторой степени - потому что наличные обстоятельства окружающей
среды предлагают ему
ограниченный выбор возможных объектов.
Внимание
к делу, полезному для других, даже если оно выполняется «для себя», по
объективным результатам равно вниманию к
этим другим и любви к ним. Внимание к себе -самолюбие - в некоторых границах естественно и санкционируется общественной нормой
удовлетворения социальных потребностей; превышающее норму, оно расценивается как эгоизм. Эгоизм, допустимый, скажем, для ребенка или больного, смешон или постыден в нормальном
человеке. Он приобретает общественную значимость в делах, служащих удовлетворению потребностей эгоиста, во вред другим.
Его приходится скрывать, но, в сущности, - только от тех, кому он непосредственно вреден; потому что повышенный интерес и внимание к
делам, бесполезным для окружающих, обычно не считается зазорным. Человек, например, выполняет
некоторую работу, пока и поскольку
знает, что будет иметь от нее пользу «для себя», и даже не интересуясь тем,
нужна ли она кому бы то ни было, а вреда от нее окружающим нет. Но бывает, что
в таком
бесполезном деле для него преобладает не негативная сторона потребности, а сторона позитивная - само бесполезное дело, качество его выполнения.
|
|