Охрана
нормативных представлений о категорической достоверности самых разнообразных
истин - таковы, вероятно, самые распространенные трансформации идеальных потребностей большинства людей. В охрану эту
входят потребности религиозные (в частности, ритуал), а также связанные или сливающиеся с ними нормы нравственности. Так как в религии подразумевается связь человека с
божеством, то в этой связи акцент
может быть на том или другом; для одних дороже божество, а оно жестоко и
требовательно; для других -человек, тогда бог милостив и человеколюбив.
Историк
Византии А.П. Каждан сопоставляет два эпизода XII в., переданные Анной Комнин и Никитой
Хониатом; в том
и в другом речь идет о сожжении на костре еретика; Анну интересует только строгое
выполнение предписаний веры, Никита сочувствует страдающему человеку (113, стр.102). В.О. Ключевский рассказывает о споре
Нила Сорского с Иосифом Волоцким на церковном соборе 1503 г.; Нил озабочен внутренней работой духа и охраной ее от житейских помыслов и страстей; Иосиф - упорядочением
дел человеческих согласно Божеским законам (125, т.2, стр.300).
Во всех подобных
случаях речь идет о соблюдении норм удовлетворения идеальных потребностей, а выступают они
как потребности
религиозные. Но двойственная природа норм дает
два крена и в представлениях о должном, то есть содержании нормы, и в охране ее, то есть
деятельности для ее точного выполнения и распространения.
Потребность
в сохранении нормы («потребность в норме») подобна
узде или тормозу. Ее назначение - стабилизация на том фронте размножающихся потребностей,
который не актуален для живого на
данном этапе его развития или в данных условиях существования. Подтверждение этому можно видеть в некоторых тенденциях
возрастной эволюции структуры
человеческих
потребностей.
Если
нарушение нормы актуализирует потребность, то ревностная охрана нормы сама делается действующей потребностью, иногда весьма энергичной.
Такими бывают религиозные потребности всякого рода аскетов. Возникает парадоксальная ситуация: норма не сдерживает,
согласно ее назначению, а наоборот, активизирует; религия из потребности познавательного комфорта превращается в
ненасытное беспокойство и требует нарушения норм удовлетворения потребностей социальных и
биологических. Такое превращение, захватив не одного человека, а группу людей, обнажает иногда социальную потребность, скрывающуюся в
форме религиозного движения.
Д.Б.
Зильберман рассказывает о работах антрополога Поля Радина: «Для разъяснения того, как
достигается групповое взаимодействие в сфере религии, Радин вводит вторичную дихотомию типов в структуре сознания, а именно: различает людей религиозного и нерелигиозного
склада. Согласно Ради-ну, в реализации религиозного чувства огромную роль играет переживание психической
неуравновешенности. Если дихотомия «деятель» - «мыслитель» в общих чертах в психологическом
своем
аспекте соответствует различаемым Юнгам экстраверт-ному и интравертному типам поведения,
то оппозиция религиозного
и нерелигиозного человека строится на различении между невротической и нормальной структурами психики» (104, стр.169). Вероятно, с Полем
Радиным можно согласиться: парадоксальное превращение нормы в ненасытную потребность - следствие невротической
структуры психики. Парадоксальность эту подтверждает и Э. Ренан: «Религиозное рвение, - пишет он, - всегда является новатором, даже и тогда, когда
оно в высшей
степени консервативно» (227, стр.242).
Но
религиозное рвение чаще бывало и бывает все же трансформацией социальных потребностей «для себя». Тогда под видом борьбы за торжество и
распространение истины происходит
осознаваемая и неосознаваемая борьба за власть, за насаждение справедливости по своему образцу.
Может быть, это и
дало основание Уайдлеру утверждать, что «религия только платье истинной веры, и
платье это зачастую
прескверно сшито» (282, стр.194). Но практиков и политиков покрой платья мало интересует. Дж. Неру
цитирует императора
Наполеона: «Религия имеет ту же ценность, что и прививка. Она удовлетворяет нашу склонность к сверхъестественному и предохраняет нас от
шарлатанов <...>. Общество
не может существовать без имущественного неравенства, а это последнее не может
существовать без религии» (197, стр.170). Но религия, как подчиненность истине
и как высокая норма удовлетворения идеальных потребностей, противостоит всем эгоистическим потребностям. Так
определил ее М. Ганди: «Сторонник ненасилия не может действовать иначе, как с помощью божией. Без этого у него не будет мужества умереть
без гнева, без страха, без отмщения. Такое мужество рождается верой, что бог -
в сердцах всех и что там, где бог, не должно быть страха»; «Это предполагаемое
присутствие бога усмиряет гнев в человеке, когда в нем берет верх звериное начало» (60, стр.533-534).
|
|