- Прочти.
Я вынул одно письмо и
прочел. Там была грубая ругань, письмо кончалось угрозой: «Если ты будешь петь
«Жизнь за царя», тебе не жить».
- А возьми-ка отсюда,
- показал он другую кучу. Я взял письмо. Тоже безобразная ругань: «Если вы не будете
петь, Шаляпин, «Жизнь за
царя», то будете убиты».
- Вот видишь, - сказал
Шаляпин, - как же мне быть? Я же певец. Это же Глинка! В чем дело? Знаешь ли
что? Я уезжаю!»
(136, стр.325-326).
Старое
идеалистическое представление, согласно которому искусство
не зависит от политической борьбы и общественных интересов, вообще ошибочно: искусство создается
человеком, а он всегда находится в
зависимости от общественной среды. У большинства людей социальные потребности занимают главенствующее положение в структуре их
потребностей. Следовательно, искусство может служить средством удовлетворения этих именно потребностей и бывает средством в борьбе общественных сил. Бывает, что служит им,
а бывает, что не служит? Два разных
искусства? А почему одно и то же произведение то служит, то не служит? - ответ
на эти вопросы в рассмотренной
двойной природе самого искусства.
Ошибка
как идеалистической концепции «искусства для искусства», так и позиции
революционных демократов
(Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Стасова) заключается в игнорировании
этой двойственной природы - диалектики противоречий, характеризующей искусство.
О
критике В. Стасова биограф В. Серова пишет: «Он ругательски ругает всех.
«Гниль», «безобразие», «мерзость», «хлам», «безумие»
- эти слова то и дело вылетают из-под его пера по адресу Нестерова, Сомова,
Бакста, Малютина, Головина. Голубкина - это «поклонница француза Родена»,
«всех его отвратительных кривляний и корчей», «фанатичка юродствующего
Родена» (135, стр.168). А Константин Коровин вспоминает: «Репин был подлинным живописцем,
художником-артистом <...). Но у
Репина был и враг: тенденциозность, литературщина. На него имел влияние Стасов, из рук Стасова чистый сердцем Репин, художник прямодушный, принял чашу нашей
российской гражданской скорби, и в нем, внутри душевных его переживаний, мук и запросов,
началась борьба <,..> Ему казалось, как
стольким русским «идейным» художникам, что главное в живописи не «как», а
«что», и в этом «что» должна быть помощь «страдающему брату», гражданский
протест» (136,
стр.202).
Обычно
присутствующее в искусстве неискусство всегда имеет
то или иное, большее или меньшее значение применительно к социальным
потребностям человека и человеческого общества в целом. Изгнать это неискусство из творений искусства невозможно, но какое место ему надлежит занимать?
Гете говорил: «Я ничего не имею против того, чтобы драматический поэт
стремился к нравственному воздействию; однако, когда речь идет о том, чтобы ясно и ярко изобразить предмет перед глазами слушателя, то его конечные нравственные
цели мало могут ему в этом помочь, и он должен прежде всего обладать большим искусством
изображения и знанием, сцены, чтобы
понять, что надо и чего не надо делать. Если в самом предмете заключено
нравственное воздействие, то оно проявится, хотя бы сам поэт не думал ни об чем другом,
кроме наиболее яркой художественной обработки предмета» (330, стр.690).
По
Гете, следовательно, художник осуществляет «нравственное воздействие», занимаясь не им, а искусством как таковым.
В одном и том же
произведении и в искусстве вообще человека может интересовать как искусство,
так и неискусство. Поскольку интересует неискусство - его позиция близка Писареву, Стасову и им подобным, поскольку интересует искусство
- он приближается к взглядам Гете, Пушкина, Тургенева,
Достоевского.
Приближения к той и другой позициям возможны большие или меньшие, и речь идет, в сущности, о степенях преимущественного внимания к тому или другому в
искусстве и о теоретических обобщениях, вытекающих из преимущественного внимания и потому
субъективно односторонних.
В
современном произведении искусства неискусство взято из окружающей
действительности, близко касающейся социальных потребностей настоящего времени
и господствующих норм их
удовлетворения, поэтому в нем неискусство больше задевает эти потребности и
привлекает больше внимания. Но с течением времени нормы изменяются, и это
неискусство делается все менее актуально. Ф. Энгельс писал: «Вообще поэзия прошлых революций (постоянно исключая
Марсельезу) редко имеет
революционное влияние в позднейшие времена, ибо чтобы
действовать на массы, она должна отражать также и предрассудки масс» (180, стр.194).
|
|
|