Модным обычно
делается то, что первоначально является предметом роскоши. Пока актуальны биологические и социальные потребности, удовлетворение
идеальных потребностей как раз и есть роскошь. Поэтому искусством и предметами обихода, содержащими его, склонны
окружать себя люди, чьи биологические потребности вполне, а социальные - с
некоторым
превышением средней нормы удовлетворены. Это легко увидеть во дворцах царей и вельмож.
Посуда,
мебель, ковры, вазы, хрусталь, содержащие в себе искусство, часто используются не по прямому их
назначению, а как предметы,
украшающие жизнь, - тем самым они служат удовлетворению идеальных потребностей. Но склонность окружать себя ими часто служит
удовлетворению потребностей социальных; это обнажается в демонстрировании
своего пристрастия
к предметам искусства. Но так как потребность, вследствие которой искусство ценится, обычно не
сознается, большинству
людей даже не приходит в голову, что своеобразная
потребность эта проявляется прежде всего в пренебрежении к другим
потребностям. Поэтому хвастовство любовью к искусству свидетельствует, в сущности, о равнодушии в нему. Людям, которые действительно ценят искусство, в частности
- в предметах утилитарных, бывает свойственно искать сочувствующих себе, но от
других это свое пристрастие они обычно таят.
Главенствование
социальных потребностей в человеческом обществе обнаруживается в том, что чаще встречаются
люди, которые,
наоборот, даже в произведениях искусства ценят только присутствующее в них неискусство. Часто они
считают свои
суждения обязательными и для других, а свои оценки они объясняют и обосновывают иногда
вполне убедительно. Ведь они судят о том, что, в отличие от искусства, вполне поддается определениям и обоснованиям.
И.
Стоун в «Повести о Ван-Гоге» рассказывает, что Ван-Гог часто повторял слова художника Мауве о
том, что «можно либо
заниматься живописью, либо разглагольствовать о ней, совместить же то и другое нельзя»
(268, стр.134).
Л.С. Выготский
заметил, что если прав Гете, говоря, что «чем недоступнее рассудку произведение, тем оно выше»,
то разъяснять произведение - делать
его доступным рассудку -значит унижать его. После чего привел слова О. Уайльда: «Есть два способа не любить искусство. Один - это просто его
не любить. Другой - любить его рационалистически» (56, стр.255). Вероятно, точнее было бы
сказать: любить в нем неискусство. А
это всегда возможно - в любом произведении оно есть.
Так,
в 20-ые и 30-ые годы разрушали в Москве храмы («Спас на бору», «Чудов
монастырь», «Храм Христа Спасителя») только
потому, что они -храмы; так, в октябре 1917 г. в Зимнем дворце были испорчены портреты кисти Серова и Репина потому, что это были портреты Николая II. В наше время храмы менее значительные охраняются и реставрируются как памятники русской истории и русского искусства, а за порчу работ Серова и Репина осудили бы
по уголовному кодексу.
Иконы уничтожали в целях антирелигиозной пропаганды, теперь их хранят и выставляют.
Нечто сходное
происходило и в древнем Египте: по воле фараона Харемхеба был уничтожен город Ахетатон и творения скульптора Тутмеса, чтобы
уничтожить память о религиозных реформах Эхнатона (182, стр.98-99).
'В
творениях высочайшего искусства само искусство игнорировалось.
Менее
обнаженно, не в столь ярких степенях недоразумение с неискусством в искусстве проявляется постоянно.
Его можно видеть даже в
искусствоведении, не говоря уже о критике и публицистике. В картине, романе, пьесе,
спектакле, кинофильме
ценится, разбирается, изучается и критикуется идея, сюжет, образы (изображенные характеры) - то, что в
них есть неискусство. И все это
именуется анализом, критикой искусства и суждением об искусстве.
Впрочем,
такое использование искусства не по прямому его
назначению обычно воспринимается как вполне правомерное? Например, у многих не вызывали
удивления хорошо известные
слова К. Маркса: «Современная блестящая школа романистов
в Англии, наглядные и красноречивые описания которой разоблачили миру больше политических и социальных истин, чем это сделали все политики, публицисты и моралисты вместе взятые, изобразили все
слои буржуазии, начиная «достопочтенным» рантье и обладателем государственных процентных бумаг, который сверху вниз смотрит на
все виды «дела» как на нечто вульгарное, и кончая мелким лавочником и подручным адвоката» (180,
т.1, стр.529). Пренебрежение к искусству в искусстве характерно для многих профессионалов и иногда оно даже продуктивно. «По словам видного французского психопатолога
Леже, «Достоевский одной силой
своего гения и своей интуиции дал в своих произведениях целую галерею
психопатических типов, описанных с точностью клинических наблюдений». Своими художественными достижениями он ушел далеко вперед по сравнению с наукой
своего времени. Такого же мнения придерживался и русский психиатр В. Чиж», -
отметил Б. Бурсов (44, т. 12, стр.122).
![]() |
![]() |