А
вот другой: сядет на кончик стула, колени вместе, ступни внутрь, спина согнута,
голова висит, руки, как плети. Мы сразу видим, что этому не везет в жизни»
(156, стр. 287).
Разумеется,
к приведенным здесь проявлениям представлений о соотношении сил относится то,
что было сказано в предыдущей главе о признаках представлений о соотношении
интересов: признаки эти выражают представления о себе и о партнере более или
менее полно и ярко в зависимости от многих и разных обстоятельств, влияющих на
них.
Дружественность,
увлеченность деловой целью, нужда в партнере, а также — утомленность,
физическая слабость, плохое настроение в данный момент, кроме того, навыки
благовоспитанности — все это с разных сторон противонаправлено представлениям о
своем превосходстве в силах. Всевозможные сдерживающие обстоятельства в той или
другой степени сказываются прежде всего в отклонениях от общей тенденции
сильного пристраиваться «сверху», а слабого — «снизу».
Слабый
заранее, на всякий случай, подготавливает свое тело для какого-то воздействия
«снизу»; такова и его общая мобилизованность; его пристройки характеризуются
признаками, противоположными проявлениям самоуверенности {75).
Для
представлений о равенстве сил характерны пристройки «наравне», или — то слегка
«сверху», то слегка «снизу»: чем ярче была «сверху», тем ярче последующая
«снизу», а легкость переходов от одних к другим обеспечивается малой и потому
относительно небрежной мобилизованностью. Разность сил обычно игнорируется,
пока нет достаточной заинтересованности в ближайшем предмете борьбы {76).
Черта,
характерная для слабости и заслуживающая специального упоминания, касается
полноты пристроек. Зависимость слабого от партнера обнаруживается в
расточительности мелких движений в пристройках. Отсюда: беспорядочность
жестикуляции, работа лицевой мускулатуры, излишки мышечного напряжения,
стремительность в переходах от пристройки к воздействию и от одной пристройки к
другой, иногда прямо противоположной по характеру. Поэтому слабость проявляется
в обостренности ритма, в лихорадочных поисках средств воздействия, вплоть до
попыток продемонстрировать отсутствующую независимость.
Хорошей
иллюстрацией ко всему сказанному о телесных проявлениях силы и слабости
представляется мне отрывок из повести Николая Дубова «Беглец»:
&&&&
«С
приездом Виталия Сергеевича все незаметно начало меняться. И чем дольше он жил,
тем больше менялось. Папка остался папкой, но стал казаться как-то меньше, а
Виталий Сергеевич все больше его заслонял. И не потому, что Виталий Сергеевич
высокий, сухопарый и костистый, а папка маленький. Он не совсем, конечно,
маленький, а все-таки меньше всех ростом, даже меньше мамки. Но дело совсем не
в росте. Они просто очень разные. Во всем. И говорят, и ходят, и делают все
иначе. Даже, когда папка стоит на одном месте, кажется, что он ужасно куда-то
спешит — переступает с ноги на ногу, станет то так, то эдак, и двигает руками,
и перебирает пальцами, и улыбается, и шевелит губами, и хмурится, и щурится,
как-то все время шевелится. Раньше Юрка этого не замечал или не обращал
внимания, а теперь, когда приехал Виталий Сергеевич, стал замечать, и почему-то
ему это все больше и больше не нравилось, и он даже стал стесняться, будто
суетился не папка, а он сам. А Виталий Сергеевич никогда не торопился. Юрка
сколько раз потихоньку наблюдал за ним, когда тот молчал и о чем-то думал, — он
с полчаса, а может, и больше сидел, как каменный, смотрел в одну точку, и в
лице у него ничего не шелохнулось — ни твердо сжатый рот, ни глубокие складки
на впалых щеках. И он со всеми одинаков. Хоть с дедом, хоть с Максимовной, или
с мамкой, или с нами, ребятами. Голос у него спокойный, негромкий, но
почему-то, когда он заговаривал, все умолкали и слушали, и он будто знал, был
уверен, что так и будет, даже не пытался говорить громче, перекрикивать других.
Ну, прямо как Сенька Ангел сказал — авторитетный. И когда они с дедом выпили,
деда вон как развезло, а ему хоть бы что — не кричал, песни не орал и ни разу
не заругался...
|
|
|