Борьба
из-за этого своеобразного предмета — «места в уме другого» — всегда протекает
не так, как борьба за какой бы то ни было другой предмет. Ее особенности
обнаруживаются всегда и независимо от того, что побудило человека специально
заняться взаимоотношениями, а поводом для ее возникновения может быть буквально
все: от измены и предательства до небрежного жеста, улыбки и молчания — все, в
чем может выразиться отношение одного человека к другому.
В
формировании взаимоотношений участвуют всегда обе стороны. Мое отношение к
партнеру побуждает и его к определенному отношению ко мне, и наоборот. Трудно
себе представить сколько-нибудь прочно установившиеся взаимоотношения без того,
чтобы одна сторона не укрепляла те, к которым какие-то основания даны другой
стороной.
Как
уже упоминалось, представления о партнере бывают нужны, когда нужен сам этот
партнер, а если он нужен, то почему-то и для чего-то. Значит, представления о
партнере связаны с целями; но любая цель человека по субординации подчинена его
вышестоящей цели, а в конечном итоге — его интересам.
Интересы
одного, по его представлениям, могут совпадать или не совпадать с интересами
другого. Дружественные взаимоотношения основаны на представлениях о близости
или о совпадении интересов. От значительности совпадающих интересов и от
полноты их совпадения (начиная с относительной близости до полного единства) в
представлениях каждого о другом зависит степень дружественного отношения к
этому другому. Так же степень враждебности вытекает из представлений о
расхождении интересов, начиная от разности второстепенных до
противонаправленности важнейших.
Интересы
человека обнаруживаются в его поведении; но, если они еще не обнаружились или
обнаруживаются недостаточно ясно, приходится довольствоваться представлениями о
том, какими они должны быть — к чему
данный человек должен стремиться, чего хотеть и чего избегать.
Обращаясь
к встречному прохожему с вопросом «как пройти», полагают, что всякий должен
оказывать мелкие услуги другим, когда они ему ничего не стоят; подразумевается,
что молодой и здоровый должен уступать место больному и старому; что всякий
человек должен соблюдать приличия и исполнять свои служебные обязанности.
Все
это должное разные люди называют по-разному: для одних это «обязанности», для
других — «логика и здравый смысл», для третьих — «долг». А может быть, это же
самое имеется в виду, когда употребляют такие понятия, как «совесть»,
«нравственность», «моральные устои»? Конечно, все эти понятия не равнозначны и
в разных ситуациях имеют различный смысл, но в них есть и нечто общее, хотя
каждый вкладывает в них в каждом случае свое, более или менее определенное
содержание.
Иногда
партнер должен что-то понимать, иногда — что- то признавать, быть догадливым,
иногда что-то делать, иногда не делать; значит, он должен быть в данный
момент достаточно внимателен, умен, осведомлен, находчив, добр, принципиален,
снисходителен и т. д.
Такие,
всегда субъективно окрашенные, представления о должном бывают не только
разнообразны по содержанию (вплоть до противоположных), но и весьма различны по
степени определенности, категоричности.
Мера
требовательности к партнеру находится в прямой зависимости от представлений
субъекта о себе самом. Моя
требовательность к любому другому зависит от моей уверенности в том, что я
компетентен судить о его обязанностях. Я должен присвоить себе право оценивать выполнение велений
совести, здравого смысла, долга. Значит, всякий борющийся присваивает себе
такое право. Но разным людям это свойственно в самых различных степенях.
Одни
пользуются им широко, свободно, уверенно и легко; другие, наоборот, скромно, в
самых ограниченных пределах и без широких обобщений; одни склонны к
окончательным и категорическим представлениям, суждения других бывают чаще
неуверенны, условны, предположительны.
Крайняя
степень категоричности суждений, самоуверенности и даже агрессивности человека
может быть принята другими как норма взаимоотношений с ним только в том случае,
если он действительно располагает либо неограниченной властью, либо чрезвычайно
высоким, неоспоримым авторитетом. Крайняя непритязательность не вызывает
сопротивления партнера, но обрекает человека на покорность и делает его не
способным к борьбе. Поэтому практически эти противоположные крайности
встречаются редко, но та или иная степень приближения либо к той, либо к другой
постоянно бывает принятой обеими сторонами нормой установившихся
взамоотношений. Нормы эти бывают, разумеется, самыми разнообразными в различных
социальных слоях и в разных исторических условиях.
|
|
|