Коронная сцена для исполнительницы роли Юлии Павловны
Ту-гиной в "Последней жертве" Островского — встреча с богачом Фло-ром
Федулычем. Юлия просит денег — ее счастье зависит от этого, Флор Федулыч
понимает ситуацию, в которой Юлия является жертвой игрока и бездельника
Дульчина, и не соглашается помочь ей. Все средства — уговоры, даже кокетство,
испробовала бедная женщина, и в полном отчаянии, в истерике, она падает на
колени перед жестоким стариком. Это подействовало, деньги она получила, но у
актеров — Бориса Петровича Чиркова — Флора Федулыча и у Светланы Михайловны
Брагарник — Юлии осталось чувство неудовлетворенности: не так просила, не так
согласился; конечно, сотни актеров играли эту сцену и всегда успешно... Но
давайте поищем.
Сцена шла в стремительном темпе. Просьба — отказ.
Наконец, истерика — все равно отказ. И актриса попробовала на самом
драматическом месте прервать сцену — снять накал через невыносимо тя-
133
нущуюся паузу: она подходит и, как в кинорапиде,
медленно, как перед плахой, не произнося ни слова, опускается на колени. Нет,
это не истерика, она сознательно обрекает себя на позор — во имя любимого. И
вот это молчание, медленное опускание на колени, неизмеримость горя женщины
ошеломили Флора Федулыча, он растерялся, может быть, даже почувствовал какую-то
вину — не слишком ли он был жесток. Эта пауза стала трамплином для финального
поцелуя Юлии и рождения второй (и больше их в спектакле не было!) паузы. После
поцелуя Флор Федулыч остается один, бродит по своему огромному неуютному залу,
приткнулся к дверям и для себя, ни для кого другого, даже ни для зрителя,
произнес только: "Этот поцелуй дорого стоит".
В историческом спектакле "Три сестры",
поставленном Вл. И. Немировичем-Данченко, Борис Николаевич Ливанов придумал
решение ухода в финале Соленого, которого он замечательно играл. Перед дуэлью с
Тузенбахом, Соленый остановился у дома Прозоровых, снял фуражку, опустил голову
и долго так стоял, спиной к зрителям. Эта пауза читалась как мольба о прощении
у Ирины, за то, что сейчас он убьет ее жениха, за то, что уже нельзя изменить
ход событий, прощение за ее и свою искалеченную жизнь. Потом он резко надевал
фуражку и уходил четким военным шагом. Владимир Иванович снял эту паузу, сказав
свою любимую фразу: "Так можно, но не нужно". И все же на премьере,
понимая возможные нежелательные последствия, Ливанов сыграл эту паузу.
Немирович-Данченко ничего не сказал. Пауза в спектакле осталась.
Поучительная история произошла в Театре Транспорта
(ньше Театр им. Гоголя). В пьесе "Секрет красоты" К. Финна
соединились комедия и мелодрама. Война. Инженеру Разуваеву, работающему на
оборонном заводе, врачи сообщают о страшном заболевании: у него рак легкого, и
жить ему осталось от силы два-три месяца. Разуваев решает отдать все силы
работе, забывая о личной жизни, и требует того же от своих сотрудников.
Проходит бессонная ночь на рабочем месте: он со своим помощником решает текущие
дела. И тут вбегает супруга помощника: ругаясь и крича, она обвиняет Разуваева
в том, что он замучил своих коллег: "Вам все равно умирать, а как же
другим?" Осознав, что сказала непростительное, она и так же стремительно
убегает. Мучительная пауза. Сидящие на сцене подавлены такой бестактностью. В
зрительном зале многие плакали. Тишину нарушает неожиданный вопрос сотрудника:
"Скажите, а сколько лет дают за убийство жены?"
134
Громовой хохот. Овация. Но на премьере между уходом
жены и последующим вопросом паузы не было. Разъяренный муж бросался вслед за
женой и в дверях, понимая, что не догонит ее, произносил на открытом
темпераменте свою фразу. Никакой реакции не было — зрители еще не прониклись
драматизмом прошедшего эпизода. Тогда автор внес предложение, показавшееся всем
абсурдным: сделать паузу после ухода жены и деловито задать свой сакраментальный
вопрос. Попробовали. Результат был великолепным!
В Театре им. Гоголя появился новый актер, пользующийся
хорошей репутацией во многих городах, где он трудился. Он был милейшим
человеком и, очевидно, действительно хорошим актером, но другие с ним отказывались
играть. Дело в том, что он требовал — именно требовал — от партнеров, чтобы они
не прерывали его: "Дайте мне договорить свою реплику!" Он честно
говорил свой текст, потом выжидал реакцию зрительного зала, и только после
этого можно было продолжать другим. Живой сцены не получалось. В конце концов,
он смирился с необходимостью жертвовать своим личным успехом во имя "общей
идеи".
|
|
|