В короткой сцене из одиннадцати реплик Чехов
устанавливает четыре паузы. "Интенсивное молчание и очень облегченный
текст" — формулирует Петров, прочтите, как он режиссерски строит паузы.
Хорошо известно, как ставить
"психологические" пьесы: реплика — и длиннющая пауза, во время
которой актер думает о чем угодно, но только не о событиях, происходящих на
сцене. Зрители, знающие пьесу, ждут, когда же будет произнесена выученная еще в
школе фраза — речь о классической пьесе. В паузах режиссер запросто выходит из
положения: если Чехов — то поют птицы, где-то перекликаются крестьяне, мало ли
существует естественных звуков! С современными пьесами тоже легко — тренькает
балалайка или (лучше!) гитара, прошел поезд, включили радио с подобающей для
данного момента музыкой или, что более выгодно — контрастирующей настроению.
Спектакль А. Эфроса "Чайка" (Театр Ленком)
критик А. Свобо-дин назвал "Чехов без пауз". Спектакль о несчастных
людях, с труд-
111
ными драматическими судьбами. Уходит жизнь — у
Аркадиной, Мед-веденко, Дорна, Тригорина — у всех! Нет будущего у Треплева,
разбита жизнь Нины. Спектакль с клокочущими страстями — не до пауз! И любовь у
всех обжигающая, толкающая на безумные поступки, да, это Чехов без пауз, шедший
на одном дыхании. И это Чехов!
Крупнейшие европейские режиссеры Гордон Грэг, Макс
Рейн-гардт, близкие нам Вс. Мейерхольд, С. Эйзенштейн, Н. Охлопков, В. Плучек в
своем творчестве часто обращались к театральному искусству Китая и Японии. Мы
уже говорили о ханамити — "цветочной тропе", помосту, идущему через
весь зрительный зал к сцене, где в японском театре "Кабуки"
разыгрывается основное действие. Однако не меньший интерес наших мастеров
вызвало искусство паузы.
Японский искусствовед пишет о "Кабуки":
"...сердцевиной японского исполнительского искусства являются так
назьшаемые (ма)паузы. Причем эта пауза не временная. Она также не связана с
психологией выражения. К этому понятию паузы... подходит то, что в японском
искусстве называется кокю (унисон, сопереживание), или ёхаку (оставленное
незаполненным пространство, белое пятно). Искусство паузы стало со временем
настолько отточенным, что фактически превратилось в способ выражения"[21].
Сценической паузе Мейерхольд искал аналога именно в
восточном театре. Пауза — как фиксация психологического состояния — высшая
точка— статуарность. "Мандат", спектакль, который Станиславский
оценил очень высоко, фактически был построен на такой фиксации, как
индивидуальных исполнителей, так и массовых сцен. Особенно это ярко выражается
на "цветочной тропе", когда актер меняет подряд несколько поз, давая
возможность зрителю оценить эмоциональную наполненность позы, подчеркнутую
статуарностыо.
Зритель в "Кабуки" не интересуется сюжетом
пьесы, репертуар не меняется несколько десятков лет, японцы приходят в театр
оценить искусство актеров на давно известном материале. Помню, как на спектакле
в Токио в середине действия в ложе встал пожилой японец и обратился к зрителям:
"Посмотрите, как он сейчас сыграет горе потери любви!" И
действительно, актер вышел на "тропу" и принял позу горя. И я, не
понимавший язык и знакомый с содержанием приблизительно, так же, как и японские
зрители, оценил волнение актера. Когда актер ушел с "тропы" обратно
на сцену, театрал, который
112
представил нам актера, победно посмотрел на зрителей:
"Ну, что я говорил?"
Пауза останавливает действие — так кажется на первый
взгляд. Нет, она собирает силы героев пьесы для дальнейших действий, актеров —
для дальнейшей мобилизованности на выполнение этих действий и, наконец,
зрителей — для восприятия этих действий.
Классическая пауза, останавливающая напряженнейшие
события, — встреча Штирлица с женой (телефильм "Семнадцать мгновений
весны"). Ничего не происходит, Штирлиц сидит за одним столиком, жена — за
другим, разведчик, сопровождавший ее на свидание, за стойкой бара. А вы
волнуетесь, многие из вас, дорогие зрители, даже прослезились. Но чувствуете,
как "зарядились" эмоционально герои фильма? И музыка Таривердиева
трогает до глубины души.
|
|
|