В историю русского театра вошли Евгений Багратионович
Вахтангов — Цыган в хоре "Живого трупа" в Художественном театре и
Иван Николаевич Берсенев — в том же спектакле он так же событийно сыграл
крошечную роль — эпизод? — Следователя. Алексей Денисович Дикий, рассказывает
Серафима Германовна Бирман, опять же в "Живом трупе", исполнил роль
Служащего в суде. "У него была целая фраза: "Проходите, проходите,
нечего в коридоре стоять..." Он удивительно точно выразил эпоху пьесы
Толстого и характерные черты судейского. В этой "роли" Дикий имел
оглушительный успех"[8].
Очевидно, что в "антиролях", буквально на
пустом месте, когда истоки идут из большой литературы, актер и режиссер
получают возможность развивать сценическое решение. Уже гораздо позднее, через
много лет, в Театре им. Евг. Вахтангова вышла новая постановка "Живого
труппа", и опять, как много лет назад, актер Александр Граве имел успех в
той же роли Следователя. Рецензия в журнале "Театр" называлась
"Маленькая главная' роль". Хорошее название! В исполнении этой роли
давно и твердо установились штампы-маски холодного
47
и жесткого чиновника. У Граве Следователь более разносторонен:
то он мягкий, даже застенчивый, сочувствует Протасову. Он как бы играет
"положительного героя", так он обаятелен и доброжелателен. Конечно, в
этой положительности — актерская ирония. Следователь мечется, ищет выход из
создавшегося положения. Но на обличительном монологе Протасова, он, чувствуя
силу разоблачения, решает отомстить — отдает приказ об аресте Протасовых. Так
настоящая литература дает возможность фантазировать, расширять выразительные
средства.
ЭПИЗОД В ТЕАТР ПРИШЕЛ ИЗ БОЛЬШОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
Вспомните грандиозную панораму российской
действительности в "Бесах" Ф. М. Достоевского: "Иногда даже
мелочь поражает исключительно и надолго внимание. О господине Ставрогине моя
речь впереди: Но теперь отмечу, ради курьеза, что из всех впечатлений его, за
время, проведенное им в нашем городе, всего резче запечатлелась в его памяти
невзрачная и чуть не подленькая фигурка губернского чиновника, ревнивца и
семейного грубого деспота, скряги и процентщика, запирающего остатки от обеда и
огарки на ключ, и в то же время яростного сектатора, бог знает какой будущей
"социальной гармонии", упивающегося по ночам восторгами пред
фантастическими картинами будущей фаластеры, в ближайшее осуществление которой
в России и в нашей губернии он верил как в свое собственное
существование". "...Бог знает, как эти люди делаются!" — думал Nicolas в недоумении, припоминая иногда неожиданного
фурьериста".
Или описание губернского бала: кадриль.
"Один пожилой господин, во фраке, невысокого
роста, — одним словом, так, как все одеваются, с почтенной седой бородой
(подвязанную, и в этом состоялся весь костюм), танцуя, толокся на одном месте,
с солидным выражением в лице, часто и мелко семеня ногами и почти не сдвигаясь
с места. Он издавал какие-то звуки умеренно охрипшим баском, и вот эта-то
охриплость голоса и должна была означать одну из известных газет".
Вот трагедия в городе — пожар:
"Старуха, спасавшая свою перину, бросилась в
огонь". "...Но особенно припоминаю одного высокого худощавого парня,
из мещан, испитого, курчавого, точно сажей вымазанного, слесаря, как узнал я
позже. Он был не пьян, но, в противоположность мрачно стоящей толпе, был как бы
вне себя. Он все обращался к народу, хотя я не помню
48
слов его. Все, что он говорил связвого, было не
длиннее, как: "Братцы, что ж это? Да неужто так и будет?" и при этом
размахивая руками".
И, наконец, собрание:
"Остальные гости или представляли собою тип
придавленного до желчи благородного самолюбия, или тип первого благороднейшего
порыва пылкой молодости... мрачный длинноухий Шигалин... гимназист, очень
горячий и взъерошенный мальчик лет восемнадцати, сидевший с мрачным видом
оскорбленного в своем достоинстве молодого человека, и видимо страдал за свои
восемнадцать лет".
|
|