3
терялись: "Что же там будет?". — "Там
будет упомянуто все то, чего режиссер не должен делать...". — "А что
должен?".
"Этого я не знаю..."— ответил мастер, при
жизни названный великим. Даже книга умнейшего и образованнейшего первого
заведующего кафедрой режиссуры Василия Григорьевича Сахновского "Режиссура
и методика ее преподавания" не может в наши дни считаться учебником, т. е.
окончательной регламентацией творческого процесса, из-за излишней
нравоучительности изложения.
Все книги деятелей театра — к тому же, еще важный
компонент — мемуары, как давно ушедших из жизни, так и вышедшие в последнее
время ныне здравствующих актеров и режиссеров,— создают фундамент для будущей
науки о режиссуре — профессии профессий, как ее часто называют, или, по
выражению М.А.Захарова, — суперпрофессии.
В каждом из упомянутых произведений поднимаются
ключевые проблемы театра: работа с актером, замысел, композиция, жанр
спектакля, стиль автора, встречи с композитором, художником и т. д. И, вполне
естественно, отодвигается на второй план ряд вопросов, которые часто занимают
если не решающее, то, во всяком случае, серьезное место в работе молодого
режиссера.
Одно время шли споры, впоследствии возникающие вновь,
— как же вернее воспитывать режиссера: в учебном заведении — институте (а
теперь уж — в академии) или в самом театре? Практика однозначных ответов не
дает: Анатолий Эфрос и Петр Фоменко учились на режиссерском факультете ГИТИСа,
а Марк Захаров и Юрий Любимов закончили актерские школы. Списки можно продолжать
до бесконечности без упоминаний всех наших основоположников — от Станиславского
до Кнебель. В пользу формирования режиссеров в театре, "из своих",
говорит преимущество знаний чисто практических, назовем их словом, часто
упоминающимся презрительно, — "это же
РЕМЕСЛО!"
Останавливаюсь на этом, вспомнив, что не кто иной, как
сам Владимир Иванович Немирович-Данченко говорил о ремесле чрезвьиайно
уважительно, подразумевая под ним знание и умение.
Сейчас никто не пользуется термином "тон
спектакля, тон роли*, считая это определение старомодным и ремесленным. А
Немирович-Данченко неизменно говорил о "верном тоне", необходимости
найти верный тон, вспомните хотя бы его замечания самому Станиславскому о тоне
в роли Сатина.
4
Легендарный грузинский режиссер Сандро Ахметели
называл занятия по мастерству актера "уроками ремесла", так же в
другое время в далеком от Тбилиси Харькове поступил старейший русский режиссер
Николай Николаевич Синельников. Соломон Михайлович Михо-элс, выдающийся деятель
театра, говорил: "Сперва надо стать обыкновенным профессиональным актером
— научиться хорошо двигаться, быть пластичным, поставить голос, внятно
разговаривать, научиться слушать партнера и отвечать ему, запомнить, что важные
реплики нельзя говорить спиной к зрителям и т. д., а уж потом становиться
артистом, быть мастером — трагиком, комиком, эксцентриком, неврастеником,
реалистом, между прочим, Рафаэль и Рембрандт сперва были членами гильдии
ремесленников — живописцев, и только потом вышли в великие художники!"[1].
Павел Петрович Чистяков, профессор Петербургской
академии художеств, учил своих учеников рисунку дотошно, подробно — "на
всю жизнь"! А ученики его — Серов, Врубель, Суриков, Поленов — тоже все
великие и абсолютно разные! Вы — как они, разучили в РАТИ основы рисунка. Их
можно сразу же забыть, потому что они все равно остаются в вашей крови, в
сердце, независимо от путей в искусстве, которые вы изберете. И наш современник
М. Захаров пишет в книге "Суперпрофессия": "...пытаюсь
поделиться с молодыми коллегами лишь некоторыми технологическими премудростями
нашей профессии...", и дальше: "...То, что делаю я, надо знать и
уметь, но стремиться надо к иному способу режиссерского мышления..."[2].
Итак, да здравствует ремесло — знание — умение!
Так уж получилось, что мои сверстники-гитисовцы
(впрочем, их с каждым днем становится все меньше и меньше — "вымирающее
поколени е", как сказал Михаил Александрович Ульянов) стали выходить в
"старшее поколение" и даже в "патриархи". На наших глазах
прошло многое, мы гордимся нашими учителями, друзьями и теперь уже часто —
своими учениками. Поэтому дороги крупицы воспоминаний о собственной работе, о
спектаклях коллег, воспоминания о прошлом — мы не можем, не должны быть
Иванами, не помнящими родства.
|
|
|