И то и другое действие органически проявляется как подлинное, то
есть логическое, целесообразное и продуктивное, обнаруживающее истину страстей
и правдоподобие чувствований в заданных жизнью (или воображаемых актером)
обстоятельствах. Психические процессы при том и другом действии рефлекторны по
своей природе. Этим исчерпывается их сходство.
Жизненное действие определяется характером человеческой личности,
теми индивидуальными его особенностями, которые складываются в его жизни и
обнаруживаются в отношениях, ему присущих, к людям, предметам и явлениям
окружающей действительности. Сценическое же действие направляется характером
образа, сверхзадачей роли и сверхсверхзадачей артиста.
Рефлекторная природа психических процессов в жизненном действии
основывается на неожиданности и неповторимости каждого предстоящего жизненного
мгновения (даже если что-то ожидается или что-то повторяется), и в этом –
основное отличие жизненного действия от сценического, в котором все должно быть
"как в первый раз" и в то же время все задано в роли и известно
наперед.
Сделать известное – неизвестным, то есть заданное в роли –
рождающимся впервые на сцене – вот основная задача актера. Он выполняет ее,
строя сценическое действие по законам жизни.
Не забудем только, что жизненное действие, хотя и осуществляется
каждый раз, как в первый, нередко содержит и элементы механического,
автоматического действия. Ведь наш механизм саморегуляции стремится заавтоматизировать
как можно больше элементов жизненного действия. Это ярче всего проявляется в
профессиональной деятельности людей.
Возьмем пример из жизни, в котором автоматизация почти не заметна.
В любом бытовом разговоре всегда встречаются и "перворожденные фразы"
– результат обдумывания вопроса или мысли собеседника –
"эвристические" фразы, и механические, штампованные фразы.
Вот простейшая переброска репликами из живого разговора в больнице
(приводится запись студента, который анализировал "механическую"
речь). Медсестра утром будит больного, чтобы поставить ему градусник, а
больному хочется еще поспать.
МЕДСЕСТРА: Градусник!
БОЛЬНОЙ: А у меня всегда нормальная.
МЕДСЕСТРА: Думаете?
БОЛЬНОЙ: Не только думаю – знаю.
МЕДСЕСТРА (начинает сердиться): Слишком много вы знаете,
больной. Берите градусник!
БОЛЬНОЙ (умоляет): Сестричка!.. Такая красивая и такая
жестокая... Ну дайте поспать, а?
Вся первая половина разговора – мгновенная, автоматическая
перекидка словами. Первое обращение сестры абсолютно автоматично. Оно возникает
у нее так же непроизвольно, как непроизвольно само движение руки, протягивающей
больному градусник. Движение руки вызвало это привычное: "Градусник!"
Ответ больного, еще сонного, еще с закрытыми глазами, возник
немедленно. Его продиктовали предлагаемые обстоятельства ("дайте
поспать"). Быстрота ответа показывает, что у больного не было времени,
чтобы придумать, как отвертеться от градусника, но что в больницах он не
новичок, некоторых сестер ему удавалось убедить прежде (и не раз!) этой
нехитрой фразой, так что думать тут незачем, язык сам откликается.
Две последующие фразы продолжают эту автоматическую переброску
привычными для данного больного и данной медсестры словами. Но градусник
продолжает торчать перед глазами, а медсестра начинает сердиться. И больной
вынужден думать, как бы ему умаслить сестру. Поэтому дальнейший разговор
приобретает "перворожденный" характер.
Говоря о жизненном действии и сценическом, нельзя упускать из виду
и следующего обстоятельства: в каком бы качестве ни пребывал актер на сцене, по
какой бы системе ни играл – его существование на сцене есть жизненное явление,
протекающее по законам жизни. Значит, сценическое действие – одно из проявлений
жизненного действия в широком смысле этого слова. Осуществляя сценическое
действие, находясь в образе, актер остается вместе с тем и самим собой, то есть
видит своими глазами, слышит своими ушами, действует своим собственным телом. В
этом смысле обыденное выражение "он не живет на сцене" – чрезвычайно
условно (кроме верного – "он не живет в образе").
|
|
|