Как в искусстве вообще, так, в частности, и в театре, много парадоксального. Здесь будет кстати остановиться на одном из таких парадоксальных явлений.

Смотришь иной раз в первоклассном столичном театре какую-нибудь пьесу или слушаешь тщательно и по всем правилам «художественно» поставленную оперу, и... спек­такль не производит на тебя решительно никакого впечат­ления. Видно, что люди много поработали, искали, «тво­рили» — всё как будто хорошо, всё на месте, а уходишь из театра с определенным чувством: основательно проску­чал и устал.

Попадешь на эту же пьесу (или оперу) в захудалый про­винциальный театр, где постановка самая жалкая, где иг­рают, прямо сказать, «никак», оркестр слабый и, нет-нет да и соврет малость, голоса посредственные, а — уходишь отдохнувший и очарованный проведенным вечером. Пье­са взволновала и дошла до души... испытал несколько ис­тинно усладительных минут. Музыка... давно не пережи­вал таких радостных часов.

В чем дело? Что за штука?

В столичном театре испытанные мастера искали и на­шли для спектакля интересную форму, разрабатывали всё по кусочкам, старались каждую сцену сделать как можно лучше, интереснее, содержательнее, каждая мелочь проду­мана, всё между собою согласовано. Найдена главная идея, старательно проведена в спектакле. Всё на месте, всего мно­го, всё умно, со вкусом, даже всё талантливо, а... скучно.

В провинции никто ничего не думал ни о постановке, ни об идее, ни о гармонии спектакля. Многое бывает та­ким детски-наивным и безнадежно примитивным, что только диву даешься: как это так могли сделать взрослые люди?

Сразу понимаешь, что дело тут не в постановке, не в ре­жиссерском решении, не даже в актерском исполнении, — и начинаешь спокойно и пассивно слушать самое пьесу. Слушаешь, и фантазия невольно дорисовывает и обстанов­ку, и людей, и быт... Смотришь, слушаешь и «со-тво-ришь» вместе с автором. Вы сидите, а вам читают хороше­го автора. Разве можно удержаться, чтобы не увлечься?

Если бы вы и в первом случае (в столичном театре) по­пытались тоже не обращать внимания ни на постановку, ни на игру актеров, а только старались бы слушать текст пьесы, — едва ли бы это удалось вам. Вам пришлось бы со многим и многим бороться: декорации, костюмы, све­товые эффекты, музыка, режиссер, который изо всех сил навязывает вам свое понимание пьесы и автора и проч.

Всё это властно привлекает к себе, всё не дает вам со­средоточить внимание на авторском тексте.

А здесь ничто не отвлекает: декорации — привычные вам и всюду для всех пьес одинаковые — павильоны и лесные арки; мизансцены — скамеечка направо, скамеечка на­лево — посредине стол. Актеры — три дня назад получили роль и сегодня под суфлера, без всякого мудрствования, набрасывают несколькими штрихами, эскизно, свою роль; если способные, так оживляют ее, если нет — читают ее по заведенному для своего амплуа шаблону — всё это остав­ляет зрителю огромную свободу фантазии и дает ему лег­ко, без усилия слушать автора и сотворчествовать с ним.

В крупных театрах автора часто или откровенно уроду­ют, или засоряют, или перегружают, или по своему разуме­нию «вскрывают» в нем то, что не является самым главным и существенным... Многое, что делают с автором. В ре­зультате он — неузнаваем и действовать на вас не может.

Здесь же, в примитивном исполнении, всё остается не­прикосновенным, и вот секрет хорошего впечатления. Да­же, если хотите, художественного впечатления, потому что, как-никак, налицо если не четыре и не пять художников (включая режиссера и актеров), то по крайней мере два: вы и автор.

Но спектакль хорошего столичного театра может и не ломать автора. В нем всё может соответствовать автору и всё хорошо, всё интересно, всё содержательно, тонко, всё — искусство. А в конце концов все-таки скучно — перегрузил­ся и устал. Уходишь с этого спектакля приблизительно с та­ким самочувствием, с каким выходит из музея или из кар­тинной галереи человек, не имеющий привычки ходить по ним и желавший всё увидать за один раз. Голова уж не болит, а прямо трещит — разламывается, перед глазами, как в кошмаре, — никак не отделаешься — так и стоят, так и ле­зут на тебя экспонаты один за другим или целая туча кар­тин, наплывая друг на друга. Должно пройти несколько дней, прежде, чем придешь в себя. Тогда только одна по одной начнут вспоминаться картины, и захочется сходить и вновь посмотреть. Но уж не все сразу, а две-три, осо­бенно запавшие в память.

Актеры

Режиссеры

Композиторы