Оно и понятно: чем более одарен актер, тем более он чувствует свою связь с публикой и тем более, заражая ее, заражается сам. Это один из законов творчества на сцене*.

Те же, которые открыто причисляют себя к сторонни­кам правды, те разными средствами стараются вызвать у себя правдивость, искренность и увлечение происходя­щим на сцене.

Однако далеко не все они справляются с этим. Удачные минуты на сцене для них — лишь случайность. Самая же главная беда их заключается в том, что они не очень-то зна­ют: что такое по-настоящему правда. За правду и за пере­живание они часто принимают совсем другое. Очень как будто бы близкое и похожее, но все-таки совсем не то.

Иногда, желая помочь такому актеру и направить на верный путь, пытаешься посеять в его душе некоторые бла­годетельные семена сомнения касательно правильности его взглядов и верности его «мастерства». Для этого (осторож­но, чтобы не обидеть) начнешь говорить о преимуществах подлинного творческого переживания на публике, — рас­считывая на то, что он заметит разницу своего сценичес­кого самочувствия, с тем, которое ему описываешь, но увы — как правило — он ни капли не смущен, он с тобой совершенно согласен... он тоже всегда так думал... Лично он тоже всегда, или почти всегда, переживает на сце­не; иначе и нельзя. Те, которые не живут на сцене, — с его точки зрения, не актеры. Только правда, горячее чувство, захватывающее целиком на сцене, — имеет право назы­ваться искусством. Только в этом актерское творчество...

Так обычно говорит он. Он употребляет те же слова: правда, жизнь, искренность, непроизвольность, чувство... Если бы не видеть на деле, как он это всё практически во­площает, то можно подумать, что наконец-то встретил на­стоящего единомышленника, настоящего, непреклонного по­борника художественной правды.

Тут же только грустно замолкаешь, ибо то, что он де­лает на сцене, совсем не похоже на то, что он говорит.

Указывать же ему на это несовпадение бесполезно. Как бы это ни делалось мягко и тактично, всегда только оби­жает и больше ничего. Никаких практических результа­тов не дает.

2. Правда не ограничивается только чувством. Прямой вызов чувства

Вместо того чтобы принимать по-серьезному, по-настоя­щему все обстоятельства жизни действующего лица и от этого волноваться, радоваться, страдать, — актеры пыта­ются без всяких обычно «обстоятельств», а так, на глад­ком месте, ни с того ни с сего, вызвать у себя то или иное нужное сейчас по их соображениям чувство.

Дело, очевидно, в том, что чувство они считают самым главным. Чувство, по их мнению, и есть переживание. Оно-то и есть правда. Раз человек чувствует, стало быть — живет. А раз живет, значит — правда.

Нельзя сказать, чтобы в этом их рассуждении совсем не было смысла. Однако дело все-таки не так-то просто: чувство неминуемо присутствует при правде, но присут­ствует только как часть.

Кроме того, что мы чувствуем, мы ведь еще что-то и ду­маем, о чем-то заботимся, чего-то хотим. Да к тому же еще почти каждую минуту ориентируемся — разбираемся или в обстоятельствах и фактах, которыми окружает нас жизнь, или в словах лиц, с которыми мы разговариваем. И еще многое другое.

В жизни это так. Почему же думать, что в творчестве все проще и примитивнее? Не наоборот ли? Если в жиз­ни я должен управляться с делами, исходя из всех своих известных и переизвестных обстоятельств, то в творчест­ве всё куда сложнее. Ведь на сцене я — не только я, а кто-то еще: то Чацкий, то Борис из «Грозы», то Яго из «Отелло». Почему это проще? Ведь у каждого из них есть свои собственные обстоятельства жизни, свой характер, свои по­требности. И знаю я о них еще очень, очень мало. Мне обо всем еще предстоит догадываться, до всего доискивать­ся. Мало доискиваться, надо еще всё это сделать своим собственным: как будто бы Борис — это я, и как будто бы его обстоятельства жизни — мои обстоятельства. Тогда у меня будут возникать и чувства, и потребности, и дей­ствия в ответ на происходящие со мной по пьесе случаи. Иначе — ничего возникать не будет.

Актеры

Режиссеры

Композиторы