И неожиданно для меня выпрыгивают сами собой и чу­жие, и в то же время мои слова: «А то видишь урывками, да еще при людях; во сто глаз на тебя смотрят. Только сердце надрывается». А сердце почему-то забилось, затрепыхалось... Оперся на что-то... как будто дерево бута­форское... но ничего — держит... постоял, пришел немно­го в себя — волна схлынула — опомнился, увидал, что на меня смотрят, спохватился: то ли я делаю? Как будто та­кой мизансцены с деревом у меня не было... Что же даль­ше? Какая «задача»? А то я что-то без всяких задач за­играл — увлекся — импровизатор, подумаешь!.. И пошло дальше по-установленному, по-заученному.

Так что же это было? Забвение? Отвлечение от насто­ящего дела? Или наоборот: это было пробуждение на ми­нуту? Проблеск правды жизни Бориса? Вспышка твор­чества?

Уж не сон ли это? Заснул человек на мгновенье, и ему пригрезилось, что он — Борис у ворот Катерины? Или, на­оборот, — это пробуждение? Ремесленник-актер делал как всегда свое дело, а творец спал в нем крепким спокойным сном, спал и дни, и недели, и годы — и вдруг очнулся от странного совпадения игры с личной жизнью и личной тос­кой... Проснулся на мгновенье, увидал всё, как при блес­ке вспыхнувших подряд десятка молний, и потом опять всё ушло во мрак, и опять — благодетельный, спокойный сон...

Так ли, этак ли, но на мгновенье жизнь Бориса стала жизнью актера, и жизнь актера как-то своеобразно изме­нилась и стала жизнью Бориса.

Жизнь Бориса и все окружающее стало для него под­линной правдой. И калитка, и Катерина, и город, и цер­ковь, и дядюшка — всё это стало действительной конкрет­ностью, фактом. Захватило его, завладело им, и застави­ло пережить несколько тревожных минут. Тревожных и странных... Странных и сладких.

И публика, спокойно смотревшая до того на игру это­го актера, игру понятную, продуманную... вдруг почувст­вовала по его поведению, по тону его голоса, по необыч­ному, не актерскому, а живому (жизненному) волнению, что на сцене совершилось что-то из ряда вон выходящее... А так как это не противоречило пьесе, не противоречило образу Бориса, а только смело обнажало его тоску, его пыл­кость и его искренность, — публика мгновенно этой ис­кренности и поверила. Во всё поверила: сначала в то, что он искренне заволновался, затем в то, что он любит, тоскует... что он хороший, умный и честный... и, наконец, в то, что перед нею Борис. Поверила и тут же спустя минуту разуверилась и досадовала: ну, что он! Только было пош­ло у него... и как хорошо пошло... сорвался, не выдержал...

Это было мгновенье правды. Это был творческий про­блеск. В душе совершился синтез образа и всей жизни Бо­риса с личной жизнью, с волнениями и мечтами самого ак­тера... Актера мгновенно перенесло в другой быт, в дру­гую жизнь, в другую «шкуру».

Если бы это не мелькнуло только, а продолжалось бы без перерыва все время, весь спектакль, — зритель был бы окончательно пленен актером-Борисом. И окончательно уверовал бы в то, что это действительно подлинный Бо­рис. А если такова же и Катерина, и Кабаниха и другие, то зритель был бы покорен полностью и даже забыл бы, что он в театре, как был покорен А. П. Чехов, когда смо­трел Дузе в роли Клеопатры («Антоний и Клеопатра» В. Шекспира). Вернувшись из театра, он писал сестре: «Сейчас я видел итальянскую актрису Дузе в шекспиров­ской "Клеопатре". Я по-итальянски не понимаю, но она так хорошо играла, что мне казалось, что я понимаю каж­дое слово. Замечательная актриса. Никогда ранее не ви­дел ничего подобного»¹⁴. Зритель даже забыл бы, что он в театре, как очевидцы спектакля «Дама с камелиями» с Дузе в роли Маргариты Готье — актрисы Н. А. Смирно­ва («Увидев Дузе, я забыла, что я в театре...»¹⁵) и В. А. Ми­чурина-Самойлова: «зритель до такой степени сживался с образом, созданным Дузе, что для него не Дузе уходила со сцены, а ее героиня шла в другую комнату. И зритель не рисковал нарушить это очарование обыкновенными, дешевыми аплодисментами»¹⁶.

3. Правда — не цель, а путь

Правда в искусстве... сколько споров и кривотолков вокруг этого слова: правда. Постепенно, страница за страницей, мно­гие из недоумений — что такое правда и что такое невер­ное понимание ее, — надо думать, будут рассеяны.

Актеры

Режиссеры

Композиторы