7. Режиссер. Спешка и другие объективные причины
Плохих режиссеров много. Нахватался верхушек, умеет пустить, где надо, пыль в глаза... захватнические наклонности, апломб — вот и режиссер!
Это одна из опаснейших болезней нашего театра. Подумать только: неограниченная власть в руках невежественного, беспринципного пролазы-карьериста!
Но говорить об них подробнее нет ни времени, ни желания, ни смысла... Как жалко, нет еще пока такой специальной прокуратуры по искусству... Там и следовало бы побеседовать об этих людях.
К счастью, не из них одних состоит режиссерский цех нашего искусства, — немало и даровитых, и более чистых, и мыслящих и требовательных к себе.
О них-то и стоит подумать. Дело в том, что чистоты и даже одаренности еще недостаточно для такого сложного предприятия, как театр. Нужны еще исключительная сила, стойкость и упорство. А кроме того, и некоторые внешние объективные условия.
Общая неподготовленность актеров и окружающие трудности дела так велики, что невозможно себе и представить.
Вообразим себе такого честного, чистого и даровитого режиссера и руководителя театра. Он увлечен своим делом, он любит его, живет только им... казалось бы, больше ничего и не надо.
Но вот он наталкивается на первое препятствие, которое оказывается гораздо серьезнее, чем представлялось издали. Препятствие это — актер. То, что должно бы быть главной радостью и спасением, оно-то и оказывается главным затруднением, То актер неподготовлен и неопытен, и его буквально надо тащить на себе; то чересчур опытен и так засорен всякими скверными привычками, дурным вкусом и кроме того так избалован и с таким самомнением, что сквозь весь этот мусор нет никакой возможности и прорваться; то актер чуждого и непонятного режиссеру склада* и никак не может взять в толк, чего от него требуют; то актер просто бездарен и попал на сцену по недоразумению или по протекции... Словом, актер «не берет», как с ним ни бейся!
При желании от актера можно добиться всего. Его можно не только увлечь, куда тебе нужно, но даже и совсем почти переделать. Переделать весь его творческий аппарат. Но для этого нужно сочетание трех исключительных условий.
Первое: умение это делать.
А для этого, кроме такта и желания, нужна еще и соответствующая «школа» со множеством выработанных приемов. А где она? То, чему учился, — не оправдало себя, или оказалось беспочвенным теоретизированием, или, наоборот, — такой грубой насильнической практикой, что пришлось бросить. Так и остался ни с чем. На самодельщине же далеко не уедешь.
Второе условие: нужна энергия. Энергия и терпение не меньше, как
фанатические. Учтите хотя бы то, что живописец, например, наложил краски,
какие ему надо, пришел на другой день, — они так и остались, — продолжай
дальше. А с живым человеком, с актером, это куда посложнее: сегодня вы добились
от него, а завтра уже ничего и не осталось, все «краски» полиняли, сползли,
перемешались... Актер пытается вызвать вчерашнее самочувствие, но его уже нет,
и он принужден наспех повторять только грубые внешние выражения своих вчерашних
чувств: вчерашние позы, жесты, улыбки, интонации... т. е. выхолощенную
обескровленную форму.
И третье необходимое условие — время.
Чтобы добиться чего-нибудь подлинного и достойного названия художественного произведения, — большею частью нужны месяцы и месяцы. Да и то — для опытного умелого режиссера и педагога. А чтобы сделать хороший театр, нужны целые годы. В неделю, в месяц людей не перевоспитаешь и таланта не разовьешь. А тут — давай поскорее спектакль!
И вот все благие намерения откладываются до какого-то предполагаемого «дальнейшего», а пока, скрепя сердце, приходится действовать всякими более упрощенными способами, лишь бы не задержать выпуск спектакля.
Эти упрощенные способы общеизвестны: дрессировка, разучивание роли с голоса, «натаскивание» и прочая пакость, не имеющая ничего общего ни с режиссурой, ни с педагогикой, ни с творчеством. Нет у тебя темперамента — кричи как можно громче, сжимай кулаки, напрягайся весь, до тех пор пока не побагровеешь! Топай ногами, колоти по столу!
|
|
|