Потом он и облака увидит, и ястреба... облака ему покажутся живыми: они говорят с ним... зовут его... пугают... обещают... предупреждают... Ястреб, едва видной точкой стоящий в небесной синеве, всколыхнет в нем жажду беспредельной свободы... Что может быть прекраснее и упоительнее свободы для человека, рожденного мыслить и творить?!
Обратив глаза на землю, он замрет от новых тайн... в неподвижных деревьях он учует движение соков... везде ему слышится голос природы и всюду видится жизнь и мысль... Не случайно налетевший ветерок колыхнул ветки, — это березка приветствует его... Не обманулась бабочка цветом его серого костюма и не приняла его за ствол дерева, а нарочно села на плечо как к другу — смотрите, как неясно и ласково шевелит она своими крылышками!
Явится домой, и... нечего ему рассказать. «Как хорошо! Чудесно! Дивно!» Вот всё, что вы услышите от него. А если вы все-таки сумеете заставить его рассказывать, так он такого порасскажет, что если вы, соблазнившись, поедете, так только диву дадитесь: откуда это он всё выдумал? Какие тут чудеса, да тайны, да красоты? Березки как березки, небо как небо, комары как комары...
Вот три разных человека, совершенно по-разному воспринимающих окружающее и по-разному отдающих себя ему.
Все они по-своему горячие и тонко чувствующие, у всех большую роль играет воображение, все они способны увлекаться, отдаваться своим импульсам, своим ощущениям и своей фантазии.
А это и есть то, что делает людей годными для искусства, в особенности искусства актерского.
Но насколько велика разница в их восприятии природы и в их реакциях на впечатления — настолько же велика разница и в их творчестве.
Поговорим о каждом из них отдельно.
Основное его качество: чрезвычайная впечатлительность к внешнему — к форме.
Форма — его стихия.
Он жадно и чутко ухватывает не только общее, но также все мелочи и детали. Их он ухватывает даже еще с большей отчетливостью. Их он не только видит или слышит, — он чувствует их всем существом своим.
Это свойство толкает его на то, что в разговоре, в рассказе он не удовлетворяется словами, а всё время что-то изображает, показывает, копирует, представляет...
Если говорить об актере, то это качества, неминуемо приводящие к подражанию, имитации; этот тип актера так и можно назвать: актер-имитатор.
Назад тому лет 70—80 был в Петербурге Мальский1 — актер 2-го, а то и 3-го плана. Однажды, расшалившись, он стал изображать всех своих товарищей актеров, и так искусно подражал при этом их голосу, манере говорить, жестам, что привел всех в неописуемый восторг. До такой степени было разительно сходство с оригиналами, что казалось прямо невероятным. С этого шуточного товарищеского выступления началась его карьера имитатора. Он стал знаменит. Его выступления с имитацией известных общественных деятелей, известных всем актеров пользовались бешеным успехом.
В этой своей области он был, мало сказать талантлив, — по-видимому — гениален. Тогда было в обычае собираться у кого-нибудь из крупных покровителей искусств. Читали стихи, пели, музицировали. Только что кончил общий любимец актер свой трагический монолог из «Гамлета», все возбужденные идут в соседнюю комнату, чтобы выкурить папиросу, вдруг слышат, что он снова повторяет свой монолог... с той же экспрессией, с той же искренностью... Оказывается, это — Мальский.
Появились на этих soiree заезжие итальянские знаменитости-певцы (если не ошибаюсь, Марини и Босси). Чтобы отблагодарить за радушие, и они захотели спеть свои любимые вещи. Только что кончил тенор Марини, Мальский просит проаккомпанировать ему еще раз эту же вещь, заставляет всех отвернуться и поет по свежим следам так, что отличить невозможно: тот же тембр, исполнение, произношение — всё, всё. Овациям не было конца. Вечер закончился пением другого итальянца, баса Босси, после чего пошли ужинать.
Но Босси, по-видимому, был человек эксцентричный, во время ужина он незаметно вышел; и вдруг неожиданно для всех в соседней комнате раздался его прекрасный бас. Все притаились, слушают, потихоньку открыли дверь, чтобы лучше слышать... это — Мальский! Не считаясь ни с какими вокальными предписаниями, поет, ничтоже сумняшеся, настоящим боссиевским басом*.
|
|